Екатерина мартынова

«Предусмотрено даже изменение внешности»

По словам адвоката Московской коллегии адвокатов, полковника МВД в отставке Евгения Черноусова, есть несколько способов государственной защиты. «Первое — включаются профилактические меры, то есть вызывается то лицо, которое угрожает. Однако тут есть особенность: угроза должна быть реальной, в первую очередь речь идёт об угрозе убийством или причинении тяжкого вреда здоровью. И обязательно должно быть доказательство этой угрозы», — пояснил он RT.

Также по теме

«Абсолютная темнота меня напрягает»: как живёт бывшая пленница маньяка, просидевшая в бункере почти четыре года

30 сентября 2000 года жительницы Рязани 14-летняя Екатерина Мартынова и 17-летняя Елена Самохина ушли на дискотеку и пропали. По пути…

При втором виде госзащиты меры направлены на жертву, продолжает Черноусов: «Определяется место жительства данного лица, адрес держится в тайне от других. Подбирается квартира и жертва там проживает, сколько ей нужно: месяц, два, полгода, год. В случаях, когда вовлечена, например, бандитская группировка, где более реальна возможность наступления тяжких последствий, жертву могут спрятать в другом населённом пункте, сменить фамилию и имя, предусмотрено даже изменение внешности».

Кроме того, мерами государственной защиты предусмотрена охрана, например силами участковых или оперативных сотрудников. «Жертве даже выплачиваются средства каждый месяц, насколько мне известно, это около 9 тыс. рублей, — пояснил адвокат. — Это продолжается, пока не произойдут изменения, которые свидетельствуют, что угроза отпала, и тогда, соответственно, следственные органы или суды отменяют государственную защиту».

Как считает Черноусов, такие люди, как Виктор Мохов, после освобождения должны обязательно проходить психиатрическое обследование на предмет опасности для общества: «Если комиссия даёт гарантию, что он не опасен на свободе, это одно дело. Если человек имеет психические отклонения и он опасен для окружающих или самому себе может причинить вред, тогда он помещается в психиатрическое отделение закрытого типа и сидит там, через каждые полгода проходит комиссию».

Адвокат также предложил ввести для таких преступников пожизненное обязательное ношение электронного браслета.

«Это не секс, а насилие»

— Когда вы соглашались на интервью, что было главным аргументом? Что хотелось сказать зрителю?

— Для меня всегда было важным не молчать. Когда я получила предложение от Ксении, я была рада возможности быть услышанной, потому что у ее канала огромная аудитория. Мне сказали, что программа будет посвящена несправедливости наказания и тому, что неприемлемо в цивилизованном мире проявлять интерес к маньяку и делать из него популярного героя. Для меня это стало окончательным аргументом для согласия на участие в съемках. Я думала, мы делаем доброе дело.

— Считаете таким людям, как Мохов, нельзя давать высказываться?

— Я считаю, что изучать зло можно по-разному. На мой взгляд, чтобы показать личность маньяка, не нужно с ним вставать вровень. Достаточно задать ряд профессиональных вопросов, после которых всем всё станет ясно. А здесь — дружеский разговор по душам, очень много о сексе, как будто автор недопонимает, что Мохов не просто насильник, он педофил. Это не секс, а насилие, надругательство над детьми.

— Мохов в фильме просит у вас прощения. Верите в его искренность?

— Мне это абсолютно безразлично, не хочу думать о его чувствах, страданиях, раскаяниях.

— На своей странице в «Инстаграм» Ксения говорила, что не платила Мохову деньги. Но вам предложила гонорар. Это так?

— Да, это так, но хочу вас уверить, что для такой рейтинговой программы, как «Осторожно, Собчак» это копейки. Если спросите, для чего гонорар, то это работа, оплата моего времени, а также расходов, например, такси в оба конца

Я ценю свое время и могла бы провести его с пользой в кругу семьи.

— Вы намерены оспаривать фильм Собчак?

— Я ни в коем случае не хочу ни с кем ссориться, но для меня важно внести ясность в ситуацию с моим участием в фильме. За последнее время в разных СМИ и соцсетях неоднократно утверждалось, что я согласилась на съемку в фильме, зная, чему он будет посвящен

Но я дала свое согласие на интервью с Ксенией Собчак, поверив редакторам, что фильм будет о несправедливости наказания, о неприемлемом в цивилизованном мире интересе к маньяку и его популяризации. Согласие на участие в фильме о маньяке я не давала. Это две принципиально разные вещи, и это важно знать и понимать. В ближайшее время я опубликую заявление со своей позицией в «Инстаграм».

Согласие на участие1

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

Ради фонда

— Недавно вы создали фонд «Непобежденная» для помощи пострадавшим от насилия. Почему вы решили заняться общественной деятельностью, и есть ли уже результаты?

— Создание фонда — новая глава в моей жизни. Мы много разговаривали об этом с Яной (Яна Максимочкина, соосновательница фонда, коллега и подруга Кати. — «Известия»), но только сейчас я оказалась морально готова работать над ним. Надеюсь, что совместными усилиями с командой единомышленников мы маленькими шажочками начнем менять сознание людей и государства в сторону поддержки жертв насилия. Мы будем предоставлять им бесплатных адвокатов, психологов, юристов, обучать новым профессиям и иностранным языкам.

— Многие недоумевают, зачем вы так активно общаетесь с прессой?

— Чтобы привлечь внимание к фонду. Я — лицо фонда, поскольку попала в медийное поле

Я рассказываю и показываю, что можно жить после насилия, можно быть счастливой. Служу примером и своего рода маяком. Именно поэтому я никогда не отказываюсь выступать, принимать участие в съемках. Для меня это нарабатывание полезных для фонда контактов и целевой аудитории.

Многие женщины, видя меня по телевизору, обращаются к нам. В ближайшем будущем совместно с соосновательницей фонда «Ты не одна» Аленой Поповой мы планируем снять социальный фильм с участием жертв насилия, готовых публично выступить и рассказать о том, что им пришлось пережить.

Девушки пишут мне в личных сообщениях в соцсетях, что в детстве их насиловал брат, или отчим, или сосед, какой-то дядя… И об этом никто не знал, потому что они боялись рассказывать родителям. Для меня это всё очень трудно слышать, ведь и у меня растут дети.

Многие пострадавшие не обращаются в полицию, потому что боятся разбирательств, грубости и неприемлемых вопросов от полицейских. Наше государство не церемонится с жертвами насилия. Как будто люди не понимают, что насилие — это ужасно и что после того, что произошло, женщинам трудно ездить на экспертизы, трудно даже прийти к гинекологу.

Помню, когда нас освободили из бункера, я зашла в кабинет гинеколога, которым оказался мужчина. Я такое пережила, у меня такая боль, я не могу об этом говорить, а мне дают врача-мужчину. И сейчас всё происходит точно так же, как 17 лет назад. Особенно много домашнего насилия в провинции, и всё без огласки, без просветительской работы. Женщины очень запуганы: они часто считают себя виноватыми. И нет людей рядом, которые могли бы им сказать, что они ни в чем не виноваты. Виноват преступник.

Личная жизнь

Испытав ежедневные страдания на протяжении 3 лет и 7 месяцев, жертва маньяка не разучилась верить людям и сумела построить личную жизнь. Сейчас Екатерина состоит в браке. Со своим избранником Денисом она познакомилась в 2018 году, а в 2019-м влюбленные сыграли свадьбу.

Екатерина Мартынова и ее муж

Правда, узница Виктора Мохова уже трижды успела сходить под венец. С первым мужем отношения не сложились — тот хотел детей, а супруга мечтала учиться и путешествовать. Второй избранник редко бывал дома по долгу службы, и этот брак также оказался скоротечным.

У Мартыновой двое детей — дочь Виктория и сын Константин. В инстаграм-аккаунте жительницы Рязани множество семейных фото, подтверждающих, что ей удалось отпустить прошлое и стать счастливым человеком.

30 сентября был мрачный юбилей: 20 лет назад в Рязани пропали две девушки 17-летняя Лена Самохина и 14-летняя Катя Мартынова.

Три года, 7 месяцев и 4 суток они были в плену чудовища Виктора Мохова в мрачном подземелье. Пленницы прошли все круги ада.

Заложница своего прошлого Екатерина Мартынова  та самая 14-летняя Катя, замурованная Моховым почти на четыре года в подвале, вышла на связь с «Новыми русскими сенсациями», чтобы поделиться болью, победить страх и окончательно вырваться из плена.

Екатерина Мартынова: «Изо дня в день тебя насилуют, все одно и то же. Ты понимаешь, что ты не можешь выйти на улицу. Ты понимаешь, что себе не хозяйка. Что хозяин твоей жизни  какой-то посторонний человек, который может в любой момент отобрать твою жизнь».

Там, в мрачном подвале, день за днем, месяц за месяцем и год за годом Кате и второй заложнице Лене предстояло бороться за жизнь, прежде всего  с лютой безысходностью.

Екатерина Мартынова: «Я думала о том, что, может, наложить на себя руки. Я была в таких обстоятельствах, что даже этого мне бы не позволили сделать. Мне было нечем себя убить».

Та 14-летняя девочка навсегда осталась в грязном подземелье Мохова, на волю вышла совсем другая Катя Мартынова.

Екатерина Мартынова: «Когда я была в бункере, у меня были мысли, я его люто ненавидела. Мне хотелось, чтобы ему было плохо и больно. Сейчас я понимаю, что там я была слабая, а он сильный. Но сейчас наоборот: я  сильная, а он  слабый».

Слабый, раздавленный, но живой и, кажется, все еще очень опасный. Недавно Мохов неожиданно написал письмо своей пленнице.

Екатерина Мартынова: «Так он решил дать о себе знать. Когда он выйдет на свободу, он расскажет на самом деле, как все было. С угрозой».

Эти угрозы Катя воспринимает очень серьезно. 17 лет за решеткой для Мохова подходят к концу.

Екатерина Мартынова: «Я не могу судить объективно, было ли в нем что-то человеческое. Потому что для меня это существо  точно не человек».

Как две девушки попали в плен к маньяку и стали его заложницами почти на четыре года? Об этом  в выпуске программы «Новые русские сенсации».

Продолжение драмы, которая потрясла всю Россию, смотрите в следующее воскресенье, 11 октября.

Похожие новости

• 4 октября 2020«Злой рок»: как скопинский маньяк захватил в плен девочек-подростков
• 4 октября 2020Сломанная судьба: как сложилась жизнь первой узницы скопинского маньяка
• 3 марта 2021Скопинский маньяк Мохов вышел на свободу после 17 лет тюрьмы
• 5 марта 2021Вышедший на свободу скопинский маньяк не смог заселиться в гостиницу и уехал на ток-шоу
• 5 марта 2021Скопинский маньяк вернулся в дом, где годами держал школьниц в плену

«Сейчас он может заработать на своём освобождении хорошие деньги»

Одна из жертв скопинского маньяка Екатерина Мартынова возмущена таким ажиотажем вокруг своего мучителя и его выхода из тюрьмы.

«Это преступник, он отнял у двух молодых девушек три года и семь месяцев жизни. Дети, которые родились в бункере, ни в чём не виноваты, а у них такой отец и рождение. Почему столько внимания? Для меня это удивительно. И сейчас он может заработать на своём освобождении хорошие деньги. Некоторые даже предлагают посадить нас в одной телестудии. Все хотят какого-то экшена, которого не будет», — заявила она RT.

Также по теме

«Абсолютная темнота меня напрягает»: как живёт бывшая пленница маньяка, просидевшая в бункере почти четыре года

30 сентября 2000 года жительницы Рязани 14-летняя Екатерина Мартынова и 17-летняя Елена Самохина ушли на дискотеку и пропали. По пути…

Действительно, свои планы после выхода преступник уже построил.

В августе 2020 года человек, представившийся Виктором Моховым, вышел на связь с редакцией RT. Он сообщил, что выходит из тюрьмы 3 марта 2021 года, и добавил: «Когда освобожусь, надо принять участие в телешоу». Также представившийся Моховым упомянул, что ему необходимо «много» денег на ремонт дома и приобретение «всего необходимого».

В 2017 году преступник написал письмо Екатерине Мартыновой.

«Написал письмо после того, как прочитал мою книгу, где я рассказываю о пережитом. Никаких проблесков совести, попыток просить прощения. Наехал на меня: мол, всё, что я написала, — неправда, а когда он выйдет, то всем расскажет, как на самом деле всё было. То письмо я порвала и выбросила», — рассказывала она в интервью RT.

По словам девушки, маньяк пытался выйти с ней на связь во второй раз.

«Он написал мне во «ВКонтакте» и представился другим именем, сказал, что он человек, который сидит с Моховым, и если нужно что-то узнать о нём, то он мне может рассказать. Я сразу его заблокировала. Потом выяснилось, что это был именно он, в этом преступник сам признался моему знакомому журналисту», — рассказывает Мартынова.

Есть закон о государственной защите, который подошёл бы в данном случае, но он действует только во время самого судопроизводства, объяснила RT правозащитница Алёна Попова.

«А когда человек отсидел и вышел, в России до сих пор нет ничего, что бы защищало жертв насилия в этом случае. В России нет термина «преследование». Единственное, что Мохов будет на особом контроле. У нас нет возможности анонимизировать данные человека, поэтому легко будет Катю вычислить по её цифровым следам, особенно сейчас, когда человек отсидел и у него есть умысел найти другого человека», — подчеркнула Попова.

Сейчас Екатерина готовится к публикации своей второй книги «Исповедь узницы подземелья», которая состоится 4 марта.

«Выпустить книгу в этот день было решением издательства. Но ни я, ни они не знали, что этот день практически совпадает с днём освобождения преступника. Я думаю, что выход моей книги именно в этот день — к лучшему», — говорит собеседница RT.

«Я стала попутчиком»

— Как вам пришла идея написать книгу?

— Когда я сидела в бункере, то писала стихи. Я до сих пор храню эти тетради, потихонечку перепечатываю в компьютер. Плюс я очень люблю читать. В 19 или 20 лет у меня было тяжёлое время: все воспоминания были живы, и я остро реагировала на всё, что связано с моей историей

И мне было важно рассказать, как всё было на самом деле. Не так, как показывали по телевизору, писали в статьях и в интернете

Некоторые нас с Леной обвиняли, что мы там оставались добровольно, вставали на сторону Мохова…

В общем, было несколько попыток написать книгу, в итоге всё получилось. Издательства мне отказывали в публикации, поэтому я просто выложила книгу на онлайн-платформу. Она до сих пор там продаётся, правда, получаю я от этого копейки.

Сейчас я написала уже вторую книгу. Два года назад я дала интервью, где упомянула о первой книге, что она вышла, но особой популярности не получила. Это прочитал журналист Рустем Сафронов, он живёт в Америке. Рустем нашёл меня во «ВКонтакте» и через друзей в ноябре 2018 года познакомил с датским писателем Карстоном Графом.

Карстона называют «табу-писателем». Он поднимает проблемы, о которых не принято говорить. Предыдущая его книга — про инцест: о женщине, которую в детстве насиловал отец. Он убедил меня, что мою историю стоит подать более полно, и действительно, она получилась более профессиональной. Он ездил в Скопин, в тот дом. Даже общался с Моховым в социальной сети, но тот, мне кажется, испугался и заблокировал его.

Моя вторая книга готова, она на английском языке, пока без названия. Ждём окончания пандемии, все издательские процессы застопорились, хотя у нас есть несколько предложений о печати хоть завтра. Но Карстон считает, что это недостаточно популярные издательства и недостаточный аванс для такого материала. Он хочет, чтобы эта книга получила мировую известность.

— Какую обратную связь вы получали от читателей вашей первой книги?

Говорят, когда человек едет в поезде с незнакомцем, ему можно рассказать что-то откровенное и станет легче на душе, потому что ты знаешь, что попутчик тебя больше никогда не увидит. Мне казалось, что в какой-то степени я и выступала для этих девушек в роли попутчика.

— Что бы вы посоветовали человеку, который переживает тяжёлую ситуацию?

— Нужно постараться быть сильным, несмотря ни на что. Потому что первый, кто может помочь в чём-то, — это только ты сам. И конечно, нужно любить своих близких и заботиться о них. Потому что в сложный момент они позаботятся о тебе и отдадут всю свою любовь.

«17 лет — недостаточный срок»

— Что вы чувствуете в связи со скорым освобождением Мохова?

— Я была на объявлении приговора, тогда мне казалось, что 17 лет — это целая жизнь. Сейчас я понимаю, что этого срока недостаточно. Осталось меньше года до его освобождения. Знаю, что желать человеку смерти — это грех, но мне очень не хочется, чтобы он выходил на свободу.

Сильно сомневаюсь, что Мохов за это время раскаялся или даже просто считает себя виноватым. На суде он сильно удивился, что ему так много дали, мол, он же никого не убивал. Рассчитывал отсидеть лет пять и всё.

Он вышел со мной на связь за это время один раз, в 2017 году. Написал письмо после того, как прочитал мою книгу, где я рассказываю о пережитом. Никаких проблесков совести, попыток попросить прощения: наехал на меня, мол, всё, что я написала, — неправда, а когда он выйдет, то всем расскажет, как на самом деле всё было. То письмо я порвала и выбросила.

— Невозможно представить, что вы пережили за время заточения. Как вам удалось вернуться к нормальной жизни?

— Мне очень помогли мама и сестра. Они всегда были со мной, поддерживали. У психолога я побывала один раз, ещё несовершеннолетней. После сеанса вышла из кабинета и сказала, что больше туда не вернусь. Для меня это был посторонний человек, который расспрашивал, что со мной случилось, а мне и так к этому постоянно приходилось возвращаться, пока шло следствие. В общем, я решила, что ещё одна женщина, которая требует от меня откровений, — это перебор, и отказалась. Мне было комфортно в семейной обстановке, дома.

Сейчас из отголосков пережитого остались только неприятные ощущения, когда закрываешь плотные шторы ночью, выключаешь свет и не видно, как светят фонари. Я всё время оставляю просвет, раздвигаю шторы. Абсолютная темнота меня напрягает. Такая же темнота была в бункере.

Детство

Катя появилась на свет 14 сентября 1986 года. Хотя датой рождения жертва маньяка считает 4 мая 2004 года — тот день, когда она вместе с Еленой Самохиной были освобождены из заточения.

Ранняя биография девочки прошла в коммуналке. Оттуда вместе с родителями и старшей сестрой Анной она переехала в новую квартиру, которую получили родители.

Мать работала водителем троллейбуса, затем устроилась продавцом в магазин. Ирина Васильевна в воспитании дочерей проявляла доброту и заботу. Отец же старался быть с наследницами строгим, мог наказать за плохую оценку — запретить гулять или смотреть телевизор.

Родители много работали, поэтому Катя и Аня чаще проводили время с дедушкой и бабушкой за городом. Внучки помогали с большим хозяйством в деревне, встречались с друзьями и с нетерпением ждали летних каникул.

В Рязани же чаще были предоставлены сами себе. К слову, мать и отец доверяли дочерям, разрешая тем приводить домой одноклассников. Катя росла самым обычным ребенком, увлекалась шитьем. Также изучала игру на домре, гитаре, пела в хоре. Правда, особых талантов у ученицы не обозначилось, поэтому та перестала ходить в музыкальную школу.

После освобождения

4 мая 2004 года дверь в подвал открылась, и у узниц началась новая жизнь. Следственной группе удалось добиться правды от маньяка, Виктор сам показал вход в бункер. А момент выхода Елены и Екатерины на свободу попал на оперативную съемку.

Дома первым делом бывшая пленница старалась избавиться от въевшегося в кожу запаха. Затем наслаждалась приготовленной едой матери, которая ни на секунду не позволяла себе думать, что дочь уже мертва.

Близкие хотели помочь освобожденной от сексуального рабства справиться с трагедий, записав ту к психологу. Но на приеме еще несовершеннолетняя девушка (на момент освобождения той было 17 лет) чувствовала, что разговаривает с чужим человеком.

Неоценимую поддержку оказали родные. Мартынова понимала — она не имела права впадать в депрессию, ей хотелось радовать мать и наслаждаться жизнью. Тем более что забыть о произошедшем было невозможно.

Екатерина Мартынова и ее семья

После освобождения Екатерина Валерьевна нашла в себе силы начать все с чистого листа — она окончила школу, получила образование, стала работать дизайнером. Неоднократно узница давала интервью, даже побывала героиней передачи «Пусть говорят». Будучи подключенной к детектору лжи, встретилась с «Алексеем» — Еленой Бадукиной на шоу «На самом деле», вновь пережив ужас того злополучного дня — 30 сентября 2000 года.

Одно Мартынова поняла точно — ее правда будет полезна обществу. Долгое время уроженка Рязани задумывалась о написании собственной книги. И дело было в желании не только изложить на бумаге пережитые эмоции, но и предостеречь таких же юных школьниц от ошибок.

«Исповедь узницы подземелья» была опубликована в интернете и получила множество откликов от читателей. Сегодня уже счастливая мать написала вторую книгу в соавторстве с датчанином Карстоном Графом. В глобальных планах стоит экранизация рукописи.

«Они ждали, что я обрадуюсь, а меня затрясло»

— А почему понадобилось давать расписку на эпизод с Плоткиным?

— Потому что первый дубль снять не удалось — настолько я была обескуражена бестактностью, безнравственностью создателей фильма, которые организовали эту встречу.

Раньше я думала, что мои рисунки из бункера пропали еще тогда, 17 лет назад. Когда ко мне приезжал Карстэн Графф (датский писатель, автор книги «Непобежденная» о Екатерине Мартыновой. — «Известия»), я узнала, что работы хранятся у Дмитрия Матвеевича. Что он нашел их, когда проводил следствие, и забрал себе, в свою личную коллекцию. На память, как он сказал.

Я не раз просила Плоткина отдать мне рисунки, но он мне прямым текстом сказал, что не отдаст. Потом обмолвился, что будет сниматься у Собчак и вернет их мне во время съемок. Я ничего ему не сказала — надеялась на порядочность создателей фильма, которых заранее попросила, чтобы никаких таких сцен не было. И вот мы сидим с Ксенией в студии, и вдруг она говорит, что за кадром меня ждет человек, которому есть что мне сказать. У меня сердце оборвалось — мелькнула мысль, что это Мохов. Мне ведь и прежде журналисты пытались устроить с ним очные ставки. И тут входит Дмитрий Матвеевич и передает мне рисунки.

— Наверное, авторы фильма хотели сделать вам приятное?

— Вероятно, хотя я просила их этого не делать. Они не знали и не интересовались, какие у нас отношения с Плоткиным, что я чувствовала, когда рисовала эти картины, почему я это делала — они просто снимали свой материал. Им это было нужно для «драматургии сюжета», как потом сказала Ксения.

Они ждали, что я обрадуюсь, а меня затрясло. Конечно, я не закричала, не стала ругаться, но встреча выглядела неприглядно.

Все удивились, почему у меня такая реакция. Для них это просто картины. А для меня эти работы были терапией — инструментом, помогающим не сойти с ума. И то, что они устроили из этого шоу, я воспринимаю как игру на моих чувствах и попытку вызвать меня на эмоции. Они не понимали, что стоит за этими рисунками, и это самое обидное и больное для меня.

— То есть все эти годы Плоткин не говорил вам, что рисунки у него?

— Не говорил, потом проговорился Карстэну. Позже мы узнали, что эти работы могут стоить больших денег на аукционе. Не уверена, что Дмитрий Матвеевич имел право хранить их у себя, они же наверняка являются уликой по делу. Одну картину он всё равно оставил себе — после съемок я увидела, что ее не хватает.

После этого инцидента я попросила редакторов вырезать сцену с картинами, но они надавили на меня и все-таки уговорили. Ксения лично позвонила моей коллеге и стала угрожать, что информация о моем отказе выльется в прессу. Мы пересняли сцену с Плоткиным, и выглядело это так, будто я рада картинам. Это получилось странно — радоваться вещам, которые мне принесли из бункера.

Согласие на участие3

Виктор Мохов

Фото: РЕН ТВ

Контроль вместо охраны

— Почему вы считаете, что вам нужна госзащита?

— К сожалению, в нашей стране нет защитных инструментов, которые бы не ограничивали свободу потерпевших, а контролировали освободившихся преступников. Личная охрана подразумевает большие ограничения в свободе передвижения и образе жизни. И я не мафиозный барон, чтобы меня так охранять. Поэтому я не за личную охрану, а за абсолютный контроль над маньяком.

Мне просто нужно понимать, что преступник не сможет выехать за пределы своего города, что к нему каждый день ходит участковый, опрашивает соседей, какой образ жизни он ведет. Достаточно знать, что он под контролем — не на бумагах и словах, а на деле.

— Вы действительно думаете, что он может к вам заявиться?

— Я потому обратилась за госзащитой, чтобы об этом не думать — исключить эти ненужные раздумья из своей головы. Многие говорят, что Мохов старый и не может быть опасен, но у него могут быть последователи или знакомые — бывшие сокамерники, которые захотят со мной увидеться. Он знает мой адрес, и поэтому моя семья съехала из квартиры, но там осталась моя сестра. Сейчас стоит такой шум, что какие-нибудь люди могут тоже захотеть «прославиться» — приехать ко мне и что-то натворить, чтобы о них тоже заговорили. Сейчас идет проверка высказываний Мохова, и когда она закончится, органы защиты сообщат, имею ли я право на госзащиту.

— После выхода фильма вы обратились в следственный комитет и прокуратуру с требованием завести на Мохова второе уголовное дело. Вы считаете, что за свои слова он должен снова сесть в тюрьму?

— Я по понятным причинам субъективна — я считала и считаю, что его в принципе не должны были выпускать. Я понимаю, что он отсидел, его срок закончился. Но в его интервью звучали угрозы, он сказал прямым текстом, что, может быть, ему «стоит заняться» Леной. И я очень верю, что в этих словах следователи найдут какую-то зацепку, и его опять посадят.

— Думаете, его слова — не блеф, не работа на камеру?

— Блеф или нет, он не в том положении, чтобы позволять себе шутить на эти темы. Даже если это и шутка, он должен нести за нее ответственность. А сейчас, судя по его поведению, складывается впечатление, что он чувствует себя абсолютно свободным гражданином, и законы ему не писаны.

— Вместе с вашими помощниками вы обратились с петицией в Госдуму и просите депутатов внести в закон об административном надзоре ряд изменений.

— Всего за неделю петиция набрала больше 90 тыс. подписей. Это хороший знак. Очень надеюсь, что к нам прислушаются и оперативно примут меры.

Екатерина Мартынова

О восстановлении

Мне предлагали помощь психолога, я даже один раз ходила на приём. Но мне, кажется, попался какой-то неквалифицированный специалист. Он сказал: «Ну, рассказывайте, что вас беспокоит, что с вами случилось». И я подумала, что справлюсь сама. Не готова была рассказывать в лоб, без понимания и эмпатии. Меня очень поддерживала семья, мама. Никогда не задавала каких-то лишних вопросов. С Леной мы продолжали общаться — может быть, года полтора-два. Сначала очень тесно, потом реже, а потом и вовсе перестали. Лена не понимает моё отношение к ситуации и считает, что я «из трагедии делаю шоу», но это абсолютно не так. Она думает, что я должна была молчать. Но если бы я молчала, то он просто вернулся бы сейчас домой и к нему не было бы такого пристального внимания. Сейчас все знают Мохова в лицо — и я очень надеюсь, что его будут обходить стороной.

Я начала общаться с прежними подругами: они приходили в гости, не задавали никаких вопросов и просто рассказывали о жизни. Потом я окончила вечернюю школу и поступила в институт, параллельно вышла замуж. Всё пошло по нормальному пути, но мне снились кошмары: раньше часто, но и сейчас бывают. Особенно, когда день эмоционально перегружен. Часто снится, что я в каком-то частном доме, из которого пытаюсь убежать, а меня догоняют. Тогда я просыпаюсь.

Освободившись, я пыталась написать книгу. Мне хотелось всё это описать, перенести на бумагу. Долгое время не получалось: было тяжело вспоминать. Понимала, что если сяду, то нужно говорить правду и ничего не утаивать, потому что я делала это для себя. В 2016 году я написала книгу очень быстро, за несколько месяцев. Работала над ней по ночам. Когда рукопись была закончена, я почувствовала облегчение. Я наконец-таки отделила эту историю от себя. Всё осталось там, в рукописи.

Два года назад Мохов написал мне письмо. Я была поражена, что он узнал мой адрес — я не понимаю, как это случилось. Наверное, у него были какие-то связи. Кто ему сказал? Письмо я порвала и выбросила, но потом интерес пересилил, и я прочитала его. Ничего нового из письма я не узнала: он угрожал мне, говорил, что когда выйдет на свободу, то всем расскажет, как всё было «на самом деле». Писал, что у него есть «компромат» на нас, что мы не такие белые и пушистые, какими себя преподносим.

Я участвовала в нескольких ток-шоу, когда он сидел в тюрьме. И не вижу в этом ничего плохого: так эта история не забывается. На этих передачах меня никто не обвинял, всё было достойно. Я всё время хотела показать своим примером, что и после таких жутких событий можно жить, быть счастливым человеком. Мне хотелось поддержать женщин, которые переживают насилие. Но теперь он вышел из тюрьмы — и сидеть с ним в одном помещении, спорить о чём-то я не хочу и не буду.

Мохов сидел шестнадцать лет и десять месяцев. Сейчас я негодую, ведь из него делают звезду. Над ним установлен надзор на шесть лет: он не может покидать своё место жительства, посещать массовые мероприятия, должен отмечаться в полиции. Но сейчас он в Москве — то есть он нарушил все эти требования. Если он сейчас себя так повёл, значит, я могу ожидать от него всё что угодно. Мы сменили адрес, но страх всё равно остаётся.

Сейчас у меня в планах создать вместе с коллегой благотворительный фонд, с помощью которого мы хотим поддерживать женщин, которые пережили какое-либо насилие. Бороться за гендерное равноправие. Моя книга опубликована, теперь хочется, чтобы утихла шумиха, чтобы я дальше могла спокойно заниматься фондом.

Заказать книгу «Исповедь узницы подземелья» можно по этой ссылке

ФОТОГРАФИИ: Good Studio — stock.adobe.com

«Впечатление приватной беседы»

— Катя, как изменилась ваша жизнь после выхода Мохова из тюрьмы?

— Этот месяц стал для меня очень тяжелым и в моральном, и в физическом плане. До сих пор не могу понять, почему этот человек на свободе, почему ему дали такой маленький срок? Сейчас я обратилась за госзащитой, потому что услышала в фильме Ксении Собчак угрозы в свою сторону и в сторону Лены (Елена Самохина, вторая жертва «скопинского маньяка». — «Известия»). Живу с ощущением, что часть моей жизни зависит от этого субъекта.

— Фильм о вашем мучителе огорчил вас?

— Скорее неприятно удивил. Интервью Ксении с маньяком произвело на меня впечатление приватной беседы. Я прекрасно понимаю, что у каждого журналиста свои методы, но если бы я заранее знала о формате разговора, точно бы не стала принимать участие в съемках.

— А что вам сказали о формате проекта?

— Редакторы программы «Осторожно, Собчак» вышли на меня с предложением об интервью. Сказали, что Ксения горит идеей разговора со мной и хочет дать мне возможность максимально высказаться

Позже редактор написала, что есть еще формат фильма, но о том, что Мохов будет принимать в нем участие, речь не шла. Я считаю, что от меня это скрыли намеренно. Мне сказали, что в Скопине лишь снимут виды города и разговоры с местными жителями. Также мне дали понять, что главной героиней фильма буду я. В итоге меня показали минут 10 и то урывками.

— Вы подписывали документы на участие в съемках?

— Была короткая расписка о том, что я получила оплату за участие в съемках, что даю согласие на использование интервью со мной для канала Ксении и на съемки эпизода с Дмитрием Плоткиным (следователем, который расследовал уголовное дело Мохова. — «Известия»). Расписку мне прислали после съемок, договора в классическом виде не было.

Согласие на участие2

Фото: Depositphotos

«Лене было тяжелее»

— Вы общаетесь с Леной?

— Не общаемся, хотя мне бы хотелось знать, как у неё дела. У нас есть общая знакомая, которая сейчас уехала в Австралию, она рассказывала последние новости. Насколько я знаю, Лена была замужем, потом развелась, сейчас живёт с парнем, вроде у них всё хорошо, дело идёт к свадьбе, но планирует ли детей — я не знаю. По словам знакомой, Лена счастлива, выглядит прекрасно, преподаёт английский.

— А что с теми детьми, которых она родила от Мохова?

— Двух мальчиков усыновили, они сейчас должны быть совсем большими, один родился в 2001 году, второй — в 2002-м. Лена их ни разу не видела. Третий ребёнок, девочка, насколько я слышала, родился уже после нашего освобождения — пришлось вызывать искусственные роды, и малышка родилась мёртвой.

«Награда за страдания»

— Расскажите о своей жизни сейчас.

— У меня двое детей: сыну семь лет, дочке пять. Я домохозяйка, на работу не выходила со времени первого декрета. Прошлым летом вышла замуж третий раз. Три месяца назад переехали из Рязани в пригород, купили квартиру. Есть дача в деревне.

Сейчас все на самоизоляции сидим, дети играют, мы собираем пазлы, мультики смотрим, готовим. В общем, ведём обычную жизнь.

— Как вы встретились с мужем?

— С Денисом нас познакомила моя сестра в октябре 2018 года. Мои отношения со вторым мужем уже завершались, и Денис стал в них точкой. Уже через неделю мы начали с ним жить вместе, я перевезла детей. Всё было будто в сказке, и эта сказка продолжается до сих пор.

Мы не ругаемся, нет конфликтов, даже мелких разногласий. Он любит меня, прекрасно относится к моим детям. Раньше я даже не могла поверить, что такое счастье возможно, а сейчас думаю, что, может, это какая-то награда за все мои страдания.

— Учите детей безопасному поведению в городе, объясняете, что нельзя разговаривать с незнакомцами?

— Конечно! Я запрещаю им говорить с незнакомыми людьми, объясняю: «Если к тебе кто-то подойдёт, иди домой, не оглядываясь». Дети всё понимают, особенно сын, он у меня такой серьёзный по характеру.

«Обещала им денежное вознаграждение»: ФСБ сообщила о причастности украинской разведки к диверсии на газопроводе в Крыму

Я боюсь за их безопасность не столько из-за того, что именно произошло со мной, а потому что мы в принципе живём в ужасное время. Дети не знают о моей истории. Наверное, рано или поздно это произойдёт, но мне бы, пожалуй, этого не хотелось.